Деревни Запада были одновременно сеньориальными и крестьянскими. Сеньориальный порядок повсюду находился в ущербе. Но ведь для того, чтобы капиталистическая система хозяйствования и экономического расчета утвердилась в эксплуатации земли, требовались многочисленные предварительные условия: чтобы сеньориальный порядок был если не уничтожен, то по меньшей мере отодвинут на второй план или видоизменен; чтобы крестьянские вольности были если не упразднены, то, по крайней мере, обойдены и ограничены (в этом заключался важнейший вопрос об общинных угодьях); чтобы предприятие вовлечено
было в мощную сеть обменов широкого радиуса – в экспорт зерна, в торговлю шерстью, мареной, вином, сахаром; чтобы налажено было «рациональное» хозяйствование, руководствовавшееся продуманной политикой доходности и усовершенствования; чтобы капиталовложениями и помещением основных капиталов руководила проверенная техника финансирования и, наконец, чтобы в основе всего этого имелся наемный пролетариат.
Если не все эти требования были выполнены, то предприятие могло находиться на капиталистическом пути, но оно не было капиталистическим.
В 1816 году французский консул наблюдал состояние «ужасающей заброшенности и нищеты» в Сардинии, расположенной, однако, «в центре европейской цивилизации»[1]. Главное противодействие «просвещенным» усилиям исходило от мира темных и отсталых крестьян, подвергавшихся тройной эксплуатации – со стороны государства, церкви и «феодального порядка», – от «диких» крестьян, которые «стерегут свои стада или пашут свои поля с кинжалом на боку и с ружьем на плече», поглощенные раздорами между семьями и кланами. В этот архаичный мир ничто не проникало с легкостью, даже культура картофеля, которая была с успехом опробована, но не вошла во всеобщее употребление. Консул замечал, что «опыты с картофелем были освистаны и сделались посмешищем; попытки разведения сахарного тростника, которые предпринял увлекавшийся агрономией знатный сардинец, оказались предметом зависти, и невежество или злоба покарали их как преступление; работники, доставленные с большими затратами, были убиты одни за другими».
Франция XVIIв. была затронута аграрным капитализмом, конечно же, намного меньше Англии, но больше, нежели Германия между Рейном и Эльбой, и в такой же мере – и не более того! – как и современные области итальянской деревни, порой более продвинувшиеся вперед, чем собственные. Тем не менее она была менее отсталой, чем иберийский мир (если исключить Каталонию, переживавшую в XVIII в. глубокую трансформацию, хотя сеньориальный порядок и сохранял там сильные позиции).
Но если Франция и была образцом, особенно во второй половине XVIIIв., то по своему прогрессивному развитию, ожесточенности и изменению форм рождавшихся в ней конфликтов. Она определенно была тогда театром демографического подъема. Происходил рост доходов в сельском хозяйстве. После долгих лет принудительной скромности, с 1660 по 1730 год, земельная аристократия хотела быстро компенсировать предшествовавшее «воздержания», позабыть свой «проход через пустыню». Отсюда и сеньориальная реакция, самая яркая, какую знала современная Франция. Для этой реакции хороши были все средства: законные – увеличивать, удваивать арендные платежи; незаконные – воскрешать старинные права собственности, перетолковывать двусмысленные пункты права (а таких было бесчисленное множество) ,переносить межи, пытаться разделить общинные угодья, множить число тяжб до такой степени, «что крестьянин в своем озлоблении почти что ничего не увидит, кроме этих «феодальных» рогаток, укрепляемых ему в ущерб»[2].1И не всегда будет он замечать опасную для него эволюцию, бывшую подоплекой наступления земельных собственников. Ибо такая сеньориальная реакция обусловливалась возвратом к традиции, сколько духом времени, новым для Франции «климатом» деловых афер, биржевой спекуляции, сногсшибательных вложений капитала, участие аристократии в торговле на дальние расстояния и в открытии рудников – тем, что можно назвать в такой же мере капиталистическим соблазном, как и капиталистическим духом. Ибо настоящий аграрный капитализм, хозяйствование по-новому, на английский манер, были еще редки во Франции. Но дело шло к тому. Люди стали верить в землю как в источник прибыли, верить в действенность новых методов ведения хозяйства. Росло число случаев продажи и покупки имений. Земельная собственность оказалась затронута всеобщим спекулятивным безумием. Предпринимались постоянные усилия к тому, чтобы перестроить структуру крупной земельной собственности на основе непосредственно управляемого имения с постоянным вмешательством арендаторов или же самих сеньоров.
Крестьянские волнения были практически непрерывными. Но в XVII в. они были направлены скорее против фиска, чем против сеньоров, и локализовывались прежде всего на западе Франции. В XVIII в. восстания приняли антисеньориальную направленность и выявили новую зону столкновения: северо-восток и восток страны, т.е. крупные зерновые области королевства, более продвинувшиеся вперед и перенаселенные.